Валентина Малявина

"Поэзия первого чувства, его чи­стота, цельность, связанное с ним пробуждение женственности — это то, что Валентина Малявина умеет «подлавливать» в своих героинях удивительно чутко. ... это те роли, в которых актри­са рассказывала о нюансах, оттенках первой любви, о связанном с нею ни с чем не сравнимом счастье. В этих ролях актрисе удалось расска­зать о похожих, но все же в чем-то неповторимых, окрашенных индиви­дуальностью каждой из героинь ва­риантах первой любви"...

Читаем статью, опубликованную в 1972 году:

"Перепаханная войной земля, ис­калеченная, истерзанная. Кажется, не осталось на ней ни одного живого места. И вдруг — первозданно чи­стый, ажурный, прозрачный березо­вый мир. Он залит солнцем, в нем тишина, в нем жизнь.

В этом мире — девушка. Грубо топорщится под ремнем сукно ши­нели. Оно так не сочетается с бе­лизной берез, с тишиной и солнцем. Военная шинель тяжелая, лишняя на маленькой, хрупкой, узкоплечей фи­гурке.

Огромные, темные, глубокие — про такие говорят: будто озера — глаза. И наивные, и удивленные, и серьезные одновременно. Это лицо, эти глаза врезались в память, отпе­чатались в ней надолго.

После филь­ма «Иваново детство» Валентину Малявину невозможно было забыть или с кем-то спутать. Режиссер фильма «Подсолнух» Павел Арсенов поначалу боялся приглашать Маля­вину, потому что искал «не примель­кавшееся» лицо. А лицо юной арти­стки уже показалось таким, хотя к этому времени зрители могли по-на­стоящему рассмотреть Малявину только в «Ивановом детстве». Всего одна не очень большая роль созда­ла впечатление давнего знакомства. Так исчерпывающе полно, с такой глубиной и объемом она была сыграна девятнадцатилетней Вален­тиной Малявиной.

Фильм Андрея Тарковского бес­пощаден в своей ненависти к войне.

Нет ничего противоестественнее и страшнее, говорит фильм, чем искареженная гусеницами войны душа ребенка. И рядом со сложно изло­манным миром этой души воплоще­ние естественности, гармонии, жиз­ни.

У героини Малявиной не так уж много слов. Камера улавливает едва заметные душевные движения. Во­обще камера в этом фильме умеет удивительно разговаривать, а с Ма­шей она начинает даже танцевать.

Медленно бредет Маша среди бе­резовых стволов, нежных, бархат­ных. Маша — березы, березы — Ма­ша. И голос капитана Холина: «Ну, а зовут вас как, товарищ лейтенант медицинской службы, а?»

Начало фронтового знакомства. Сколько мы их уже видели на экра­не, о скольких читали в книгах о вой­не. И вот — еще одно. Выясняется: она из-под Москвы, он — из-под Красноярска. Их свела война, вер­нее — минутная передышка в ней.

Вначале капитан Холин (его отлич­но играет Валентин Зубков) стреми­тельно фатоват. Война, близость смерти, с которой Холин в особо коротких отношениях (он развед­чик), мужская решительность и опыт — все это не располагает к из­лишней медлительности. Ситуация для Холина знакомая, изученная. И то, что Маша воспротивилась его первой попытке заключить ее в объятия, сильно его не смутило. Зна­комство продолжается. . .

Но вот на наших глазах в какие-то минуты, чуть не секунды экранного времени, случайное свидание на во­енном перепутье оборачивается лю­бовью. Той, что пронзает, перевора­чивает жизнь.

Рассказывают, будто бы появле­ние Малявиной в съемочной группе «Иваново детство» (ее увидела в ко­ридоре «Мосфильма» ассистент ре­жиссера и на всякий случай решила показать Тарковскому) натолкнуло постановщика на новое решение те­мы Маши и Холина.

Говорят, что по первоначальному замыслу Машу и Холина должен был бросить в объя­тия друг другу лишь чувственный по­рыв — не более. . . Тогда Машу

дол­жна бы была играть не Малявина.

Верится, что индивидуальность, про­ницательно «высмотренная» Тарков­ским в девятнадцатилетней девушке с довольно-таки «не киношной» внешностью, действительно застави­ла его пересмотреть замысел.

Ве­рится, когда видишь, как в фильме Маша — Малявина заставляет капи­тана Холина изменить так решитель­но взятый им курс на «скорую побе­ду». Заставляет тем, что совсем ни­чего для этой перемены курса не предпринимает. Маша не требует от Холина сдержанности, не ставит его холодно на место. Наоборот, довер­чиво и бесстрашно идет она навстре­чу капитану Холину.

Ее доверчивость граничит с незащищенностью, бес­страшие во многом идет от наивно­сти, непонимания, и это полностью обезоруживает капитана — лихого, бывалого, в начале сцены, пожалуй, даже развязного.

Органичность, искренность, с ко­торой актриса играет сцену в бере­зовой роще, — удивительны. По ли­цу Маши — Малявиной проносится и нерешительность, и смятение, в какой-то момент появляется даже испуг. То, что в ней сейчас происхо­дит, ново для нее самой. Чувство на­катывается на нее неожиданно. Его неожиданность и новизна и смуща­ют, и пугают, и безудержно манят к себе.

Наивная в своей смелости, будто загипнотизированная, приближается Маша к капитану Холину, повинуясь его настойчиво-умоляющему зову: «Маша, ну подойди ко мне. Ну по­дойди, скорей, скорей». Она подхо­дит к нему, доверчиво прислоняется, и тут-то он заставляет ее уйти: «Ну а теперь уходи, уходи. Маша, слы­шишь, Маша, иди, иди. Скорей ухо­ди, Маша». И он сам уходит от Ма­ши, уходит от любви, внезапно под­караулившей его, лихого, бывалого, такого, казалось бы, «защищенного и забронированного» капитана Хо­лина. Уходит потому, что, как писала М. Туровская, «на войне. . . которая показана в этой картине, интрижка неуместна, а любовь невозможна».

Любовь невозможна. Это понима­ет взрослый капитан Холин. Он за­ставляет себя не забывать, что встреча в березовой роще — это всего лишь случайная, непредвиден­ная пауза между двумя разведками. Но ничего этого не помнит, не пони­мает, не желает знать и понимать Маша. Против этой мертвящей исти­ны протестует она вся, протестует ее чувство. Оно только что, вот сей­час, сию секунду родилось. Оно живое, оно дышит, оно хочет расти. И оно растет, ширится, начиная кру­житься в счастливом хороводе. Оно вовлекает в свой танец Машу, небо, землю, березы. Начинается вальс берез, вальс жизни — Машин вальс.

Причудливо вплетаются звенья случайностей в цепочку человече­ской судьбы, в творческую судьбу актера — в частности. Ведь для ак­тера человеческая судьба и творче­ская — неразрывны, слитны. Путь к «Машиному вальсу» в «Ивановом детстве», путь к участию в одном из самых значительных послевоенных советских фильмов начался для Ва­лентины Малявиной с того, что она отказалась «станцевать Наташин вальс».

Несмотря на удачные пробы, Ва­лентина Малявина сама для себя решила, что роль Наташи Ростовой в фильме «Война и мир» ей не по плечу. Что заставило ее отказаться: излишняя робость или свойственная юности безрассудность?

Сейчас можно усмотреть в этом поступке даже нечто мистическое: судьба, мол, подала ей какой-то знак. Мож­но приписать этот отказ высоко це­нимой женской интуиции.

Так или иначе — вот она, игра случая. Не от­кажись начинающая актриса (Вален­тина Малявина тогда училась в шко­ле-студии МХАТ) от «Войны и мира», ее бы не пригласили сниматься в фильме «Семь нянек». А если бы не «Семь нянек» (сняться в этом филь­ме ей так и не удалось), Малявину не поймала бы в коридоре «Мос­фильма» ассистент Андрея Тарков­ского и не привела бы в свою съе­мочную группу. А если бы не «Ива­ново детство» в судьбе Малявиной- киноактрисы, кто знает, смогли бы мы так хорошо понять, сразу же за­помнить и полюбить ее на экране.

Роль Маши представляется пока что лучшим из всего, что создано Валентиной Малявиной в кино. В «Ивановом детстве» актрисе уда­лось особенно полно и емко выра­зить тему первой любви, тему, ко­торая стала потом варьироваться в других киноработах актрисы. Несом­ненно, что совершенство выражен­ного актрисой связалось с глубиной самого фильма, из него проистека­ло.

Мы знаем, как зависит работа актера в кино от общего уровня фильма, в котором он дал согласие сниматься. Слишком часто эта зави­симость оборачивается для актера своей драматической стороной. И вот поэтому всю ту цепочку случай­ностей, что свела актрису Валентину Малявину с режиссером Андреем Тарковским, мы с полным основа­нием называем счастливой.

В фильме «Утренние поезда» Ма­лявина сыграла юную, наивную Асю, пришедшую на завод после оконча­ния десятого класса. Как и Маша из «Иванова детства», открыто и до­верчиво смотрит на мир Ася своими огромными, бездонными глазами. ...

Малявина удивительно умеет пе­редать ту наивность, ту беззащит­ность перед жизнью, которая сама по себе вдруг оказывается силой.

На заводе Ася встречает свою лю­бовь, свою судьбу. Она влюбляется в Павла, который немолод, очень независим и вовсе не склонен па­рить в облаках, подобно Севе, од­ному из тех самых дорожных попут­чиков, безнадежно в Асю влюблен­ного. Павел прочно, обеими ногами стоит на земле. Так прочно, что, по­жалуй, врос в нее гораздо больше, чем хотелось бы. Есть что-то роковое или просто закономерное в том, что такую вот юную, наивную, совсем не искушенную в жизни Асю каким-то неведомым магнитом притянуло именно к Павлу.

Роль, которую пришлось играть Малявиной в «Утренних поездах», почти точно повторяет основные «пунктиры» сыгранного в «Ивановом детстве». Словно авторы фильма решили перенести Машу в 1960-е годы, чтобы испытать ее во многом схожими обстоятельствами теперь уже мирной жизни. Так же как Сева в «Утренних поездах», в «Ивановом детстве» безнадежно любит Машу совсем юный лейтенант Гальцев. И так же как в фильме Тарковского Машу «прибивает» к антиподу Галь­цева — капитану Холину, в «Утрен­них поездах» судьба ее сводит с Павлом.

В «Ивановом детстве» Машина любовь — это лишь часть, лишь од­на новелла фильма. В «Утренних поездах» рассказывается об Асиной любви на протяжении всего фильма. Любовь эта зарождается, длится, от­ношения Аси и Павла подходят к своему финалу. . . Мирная жизнь от­пускает на все это много-много дней. Здесь иные, совсем не воен­ные, не сжатые никакими внешними обстоятельствами сроки.

В стилистике фильма, поставлен­ного режиссерами Ф. Давлатяном и Л. Мирским, преобладает неторо­пливость, даже замедленность пове­ствования. Камера не спешит, фик­сирует нюансы, оттенки, перипетии развития чувства. Героиня фильма, которую играет Малявина, произно­сит довольно мало слов. На долю актрисы приходится много молчали­вых кадров. И в них-то о своей ге­роине, о ее цельном, безоглядном чувстве актриса рассказывает под­робно, искренне, очень непосред­ственно, но, правда, чуточку моно­тонно.

И все же наполнить достовер­ностью все сцены фильма, оправ­дать все повороты сюжета, вдруг очень лихо «закрученного» в конце, Малявиной не удается.

В рецензиях на фильм «Сотрудник ЧК», где Малявина играет отважную юную чекистку Марусю Королеву, довольно единодушно отмечается непосредственность, естественность, обаяние актрисы. И почти так же единодушно рецензенты сочувству­ют актрисе, которой пришлось, как верно сказано в одной из рецензий, «заполнять своей неподдельной искренностью драматургические пу­стоты».

В перерыве между съемками «Сотрудника ЧК» актрисе, как бы в награду за преодоление трудной задачи, довелось сыграть повариху Улю в небольшой, короткометраж­ной ленте «Подсолнух».

Этот фильм в кинобиографии Ва­лентины Малявиной можно поста­вить рядом с «Ивановым детством». Вернее — следом за ним. Это вто­рая после «Иванова детства» работа актрисы, где ей не надо было «прео­долевать» слабость сценария или са­мого фильма, где ей можно было просто играть роль. Уля — Маля­вина — немногословная, цельная, естественная — как все те люди, что окружают ее, что пасут стада овец в сухой, безбрежной степи. «Типич­ная» степная девчонка—насквозь пропитанная ветром, солнцем. Внешне немного угрюмая, суровая, изнутри — трогательная, наивная, чуть смешная.

Снова в биографии героини Маля­виной — любовь. Снова — первая любовь. Актриса передает зреющее в глубине, еще не выплеснувшееся, целомудренно таящееся чувство.

Поэзия первого чувства, его чи­стота, цельность, связанное с ним пробуждение женственности — это то, что Валентина Малявина умеет «подлавливать» в своих героинях удивительно чутко. Маша, Уля, Ася — это те роли, в которых актри­са рассказывала о нюансах, оттенках первой любви, о связанном с нею ни с чем не сравнимом счастье. В этих ролях актрисе удалось расска­зать о похожих, но все же в чем-то неповторимых, окрашенных индиви­дуальностью каждой из героинь ва­риантах первой любви.

В советско-румынском фильме «Туннель» Валентина Малявина сыграла радистку Наташу, которую вместе с группой разведчиков за­брасывают в немецкий тыл с зада­нием: помешать немцам при отсту­плении взорвать железнодорожный туннель.

Авторов фильма увлекла детективно-приключенческая сто­рона работы разведчиков. Это было вполне естественно. Как говорится, сам материал обязывал... Но мате­риал ведь не отвергал нового под­хода к теме «человек — война», не обязывал авторов фильма пойти по уже знакомому, проторенному пути. А они, к сожалению, по нему пошли.

На творческом счету актрисы бы­ла уже одна разведчица — Маруся Королева из кинофильма «Сотруд­ник ЧК». Роль эта не оставила замет­ного следа в кинобиографии Вален­тины Малявиной. Не очень повезло актрисе с разведчицей и на сей раз.

Роль Наташи была переполнена сюжетными и психологическими «перепевами» из «Иванова детства». Юная разведчица-радистка влюбля­лась (теперь, правда, не на наших глазах, а еще до начала действия фильма) в лейтенанта, тоже развед­чика. Подобно Машиному чувству, любовь Наташи была первой, силь­ной, безоглядной. По ходу фильма лейтенант долго не обнаруживает своего истинного отношения к На­таше. Где-то под конец выясняется, что Алеша тоже ее любит, но. . . не выдает своих чувств, потому что боится: любовь помешает делу, вы­полнению задания во вражеском тылу.

От любви, как мы помним, отка­зывался и капитан Холин. Но там его отказ был оправдан художест­венной логикой фильма. Доказыва­лось, что для Холина любовь и вой­на — несовместимы. В фильме «Тун­нель» о подобной несовместимости речь как будто бы не заходит. Да и вовсе не требуется, чтобы заходи­ла. Пусть бы авторы фильма предложили свою версию, свое убе­дительное обоснование невозмож­ности или же, наоборот, необходи­мости большого чувства в условиях войны. Но своего варианта фильм не предлагает.

Малявина играет роль Наташи искренне, достоверно. Актриса хо­рошо передает внутреннюю тревогу, глубоко запрятанное нервное на­пряжение своей героини. Наташи­но лицо, движения, словно чуткая стрелка барометра, показывают, когда на горизонте у разведчиков относительно «ясно», а когда при­ближается «буря».

Очень хорошо проводит актриса свою последнюю сцену в фильме. Задание выполнено, туннель сохра­нен. Наташа радирует о выполнении приказа, а по щекам ее катятся сле­зы, дрожат губы, срывается голос. Подоспевший солдат, один из пер­вых прорвавшийся через уцелев­ший туннель, не замечая Наташиного состояния, спрашивает: «А потери большие?» Наташа отвечает: «Шесть человек». Солдат доволен, людей погибло немного. А Наташе — Ма­лявиной уже никак не сдержать под­кативших к горлу рыданий. Ведь шесть человек — это вся группа, кроме нее самой. Среди этих шести ее Алеша — самое главное, самое большое, что у нее было в жизни. С гибелью Алеши для Наташи обор­вался смысл существования. Артист­ка хорошо передает всю невосполнимость этой утраты для ее героини.

Пожалуй, описанная сцена — одна из лучших и во всем фильме. В ней нет повторения уже искусством пройденного, нет приблизительно­сти, которой грешит фильм в целом.

Роль Наташи оказалась для Маля­виной еще одним «обкатыванием» ее темы. Многое было уже знакомо актрисе, играно ею. Но беда не в этом. Плохо то, что материал роли не давал возможности рассказать индивидуально и конкретно о еще одном варианте первой, большой, чисто девичьей любви.

В фильме-сказке «Король-олень» Валентине Малявиной снова дове­лось сыграть героиню чистую, свет­лую, верную, влюбленную однажды и навсегда. Идут годы, актриса ме­няется, взрослеет, а «ее» тема сле­дует за ней по пятам. Видно, что теперь уже она мешает Валентине Малявиной, тянет ее назад. Играя Анджелу, актриса старается быть наивной, непосредственной. Но ей не удается свои старания скрыть от зрителей.

Может быть, в данном случае ак­трису обязывал жанр (ведь «Ко­роль-олень» сказка) и то, что мы сочли за неискренность, наигрыш, игра в игру? Но за это объяснение ухватиться невозможно. В своих пер­вых сценах в фильме актриса, дей­ствительно, играет в игру. И делает это весело, остроумно, заразитель­но. А потом органичность пропада­ет. Правда, и сами сцены, выпадаю­щие на долю Малявиной, становятся менее благодарными. Но все-таки не настолько, чтобы заставить актри­су начисто утратить юмор, естест­венность, заразительность. А имен­но их актриса теряет.

Случилось так, что путь Валентины Малявиной в кино начался счастли­во, ясно. В первом же фильме ак­триса обрела тему, сумела ее про­должить, конкретизировать и в сле­дующих ролях. Но потом дорога начала сужаться, петлять, пожалуй, даже кружить вокруг одного и того же места.

Не вывела актрису из ла­биринта, в котором она оказалась, и довольно большая роль в двухсе­рийном фильме «Красная площадь».

Как же сложится судьба Валентины Малявиной в кино дальше? В каком направлении будет развиваться ее талант? Сейчас это трудно предска­зать. Но сделанное актрисой за де­сять лет работы в кино позволяет надеяться, что ее нынешнее «круже­ние» — преходящее, временное. Так пусть же его время поскорее проходит" (Тимченко, 1972).

(Тимченко М. Валентина Малявина // Актеры советского кино. Вып. 8. Л.: Искусство, 1972).